Требуются эксперты по России, знания не нужны

Еще многое предстоит выяснить в отношении вновь образованного Комитета по расследованию России, который намеревается «помочь американцам признать и понять всю серьезность продолжающихся нападок России на нашу демократию». Самой поразительной особенностью этого комитета можно назвать отсутствие в нем экспертов по России. Это явная примета времени.

Появление комитета получило широкую огласку в Соединенных Штатах благодаря участию в нем двух знаменитых актеров, Роба Райнера и Моргана Фримана, представивших новую некоммерческую организацию в видео, где утверждается: «Мы пребываем в состоянии войны». За всю свою долгую карьеру Райнер, похоже, ни разу не вступал в контакт с Россией. Между тем Фриман снялся в двух фильмах российского режиссера Тимура Бекмамбетова, в том числе в провалившемся в прокате «Бен-Гуре» (2016 год).

В состав консультативного совета Комитета входит один человек, родившийся в Москве — консервативный комментатор и военный историк Макс Бут (Max Boot). Правда, он переехал в США в раннем возрасте, и ни один из его главных трудов не был посвящен России. Бывший глава Агентства национальной безопасности Джеймс Клэппер, может, и имел дело с экспертами по России в период своей службы, но сам он таковым не является. Равно как и другие члены совета, которые ранее не проявляли никакого особенно глубокого интереса к России. Разумеется, их нельзя назвать настоящими «исследователями» — для этого им не хватает багажа соответствующих знаний — однако организация была создана для сбора доказательств и, по-видимому, для продажи предвзятого нарратива вместо того, чтобы давать беспристрастную оценку появившейся информации.

Тех, кто способен обеспечить более тонкий подход, в США с каждым годом становится все меньше. По данным Ассоциации по изучению современного языка, в 2013 году число студентов американских университетов, выбравших курс русского языка, сократилось примерно на треть по сравнению с 1960 годом.

Непопулярный язык

Пик интереса к России пришелся на 1990-й год, когда с открытием советских границ появился новый повод для изучения языка: теперь это был не язык врага, а тот, которым пользуются на новом многообещающем рынке. Однако скудное финансирование и неважные перспективы карьерного роста с течением лет сократили сообщество экспертов по России. Аналогичная ситуация складывается и во всех других уголках англоязычного мира. В результате к стране, которую часто называют угасающей региональной державой, сегодня проявляет интерес лишь небольшое число фанатов Достоевского.

Тем не менее высокопоставленный Комитет по расследованию России и все прочие группы, интересующиеся российским вмешательством в демократию США — будь он действительно заинтересован этими вопросами — мог бы найти в качестве консультантов хотя бы несколько квалифицированных специалистов. И происходит то, о чем на днях написал в своем блоге глава института российских исследований в Королевском колледже в Лондоне Сэмюэл Грин (Samuel Green).

«Слишком многие из моих русских друзей и коллег, живущих в Америке — иммигранты и американские граждане, профессионалы, журналисты, ученые, которые все без исключения являются ярыми противниками Путина — вынуждены затаиться и помалкивать. Слишком многие американские аналитики считают нужным держать при себе свое не совпадающее с официальным мнение. Выходит, я полтора десятилетия потратил на то, чтобы объяснять российским политикам, журналистам и рядовым гражданам, что инстинктивная американская русофобия времен холодной войны мертва и похоронена, лишь для того, чтобы увидеть, как она воскресла».

Грин страстно призывает использовать более тонкий подход к наблюдению за Россией. Но, как недавно написал в твиттере еще один выдающийся эксперт по России Марк Галеотти, который раньше преподавал в Нью-Йоркском университете, а сейчас работает в Институте международных отношений в Праге, «любая попытка учитывать нюансы воспринимается как предательство».

Сегодня пользуются спросом эксперты вроде Молли Маккью (Molly McKew), бывшего консультанта экс-президента Грузии Михаила Саакашвили. Сайт Комитета по расследованию России активно на нее ссылается. Позиция Маккью, которую она регулярно повторяет в своих длинных журнальных статьях и на различных форумах, заключается в том, что Россия ведет с Соединенными Штатами информационную войну. «Согласно нашей стратегической доктрине, информационные операции такого рода выступают в качестве дополнения военных операций, — сказала она в недавнем заявлении на слушаниях Хельсинкской комиссии Конгресса США. — В российской доктрине все наоборот: информационные операции подкрепляются военными. Пускание пыли в глаза здесь — главный способ демонстрации силы».

Данный аргумент можно назвать и упрощенным, и ошибочным, Реальная же проблема заключается в том, что на его решительное опровержение нет спроса. Валерий Герасимов, глава Генерального штаба России, имя которого неоднократно всплывает в связи с ведением Россией «нетрадиционной» войны, в своей речи 2013 года заявил, что России необходимо уделять пристальное внимание тому, как США объединяют военные акции с информационными кампаниями, дипломатией и экономическими санкциями. В прошлом году эксперт по российской армии и вопросам безопасности Роджер Макдермотт (Roger McDermott) в своей исчерпывающей статье опроверг слухи о «доктрине Герасимова». «Возможно, самым опасным аспектом нынешнего глубокого расхождения во взглядах России и НАТО является миф о том, что Москва разработала новую смертоносную доктрину гибридной войны», — писал он.

К этим голосам мало кто прислушивается. Любое предположение о том, что Кремль не достаточно влиятелен и искусен, чтобы воздействовать на исход выборов в США, что внешняя политика России (и образ мыслей Герасимова) реакционна, а не основана на каком-то устойчивом долгосрочном плане, что у российских пропагандистов лучше получается обосновывать свои бюджеты, чем представлять российские взгляды западной аудитории, не получает должного внимания.

Все эти три предположения я делаю, основываясь на своем личном опыте управления в России независимым, принадлежащим одной из западных стран, средством массовой информации (когда это было еще возможно), участия в журналистских расследованиях и работы с правительственными источниками. Но сегодня мои суждения, равно как и суждения ученых, хорошо разбирающихся в реалиях страны моего рождения, легко проигнорировать. Сама Маккью отметила, что русскому языку и культуре обучается гораздо меньше людей. Она, по-видимому, подразумевала, что и те немногие незамедлительно придут к таким же выводам об организованном вмешательстве, какие делает она. В своей публикации Грин писал: «Способны ли мы научиться прислушиваться к голосам русских, не «рассортировывая» их предварительно по ящикам, которые отражают наши собственные комплексы, а не их сложные реалии? Способны ли мы научиться доверять проницательности людей, которые посвятили свою жизнь изучению языка, культуры, народа, экономики и политики этой страны, при этом не обвиняя их в том, что они каким-то образом запятнаны близостью к их собственному предмету?»

Со времени первых сообщений о вмешательстве России в американские выборы в прошлом году термины «пропаганда» и «взломы» постепенно превратились в американском политическом сознании в «войну». США знают, как вести войну; война исключает нюансы и двусмысленность. Ей нужна лишь хорошо отрепетированная солидность Моргана Фримана.

Но когда и эта фаза завершится, Россия останется прежней: раздосадованной и жаждущей похвал Запада, несговорчивой и растерянной, бандитской и надменно интеллектуальной, жесткой, агрессивной и одновременно ослабленной коррупцией и некомпетентностью. Когда-нибудь эти кусочки нужно будет собрать, и сделать это смогут лишь те люди, которые способны вдаваться в детали. Все это время эти люди «занимались исследованием России». Просто их работу временно вытеснило менее тщательное и более политизированное «расследование».

Источник