Циклические закономерности державной истории США
А.А. Иванов – финансист, победитель конкурса журнала «Россия в глобальной политике» «"Национальный интерес” глазами молодых авторов».
Резюме:Посмотрев на некоторые закономерности российской истории последних пятидесяти лет, логично задаться вопросом: а можно ли обнаружить аналогичную цикличность применительно к США?
Nihil semper in flore.
(Ничто не цветет вечно.)
Цицерон
Посмотрев на некоторые закономерности российской истории последних пятидесяти лет (статья «Третий кризис Российской державы»), логично задаться вопросом: а можно ли обнаружить аналогичную цикличность применительно к США?
Сложно сказать, имело ли американское государство державные черты сразу после своего провозглашения в 1776 г. или обрело их в ходе XIX века. Очевидно одно: к моменту начала Испано-американской войны 1898 г., развернувшейся от Филиппин до Кубы и Пуэрто-Рико, Соединенные Штаты предстали уже как сформировавшаяся держава. Следует оговориться, что автор различает державу (по-латыни imperium) и обычное государство – первая всегда имеет претензию на глобальное или хотя бы региональное лидерство. Впрочем, далеко не всегда такой претензии суждено осуществиться в истории – в таком случае можно говорить о недодержаве.
История американской державы в ХХ веке
На протяжении первой половины прошлого века американская держава только укрепляла свое глобальное могущество. Однако после 1945 г. эта экспансия стала испытывать растущие затруднения: 1946 г. – первая территориальная потеря (Филиппины), 1953 г. – первая неспособность победить в ходе прямого военного конфликта (Корея), 1959 г. – свержение проамериканского режима Батисты на Кубе. Впрочем, случались и внешнеполитические успехи: в 1952 г. в НАТО вошли Греция и Турция.
Эту чересполосицу внешнеполитических успехов и неудач после окончания Корейской войны можно условно назвать периодом эфемерного подъема американской державы. Своего максимума она достигла в конце Карибского кризиса и сразу после него. И хотя кризис октября 1962 г. завершился фактическим отступлением СССР, накал противостояния не прошел бесследно для американской державы, вызвав ее перенапряжение. Эфемерный подъем был прерван, и 22 ноября 1963 г. убит президент США Джон Кеннеди. Этот момент по аналогии с СССР можно соотнести со смертью Сталина в 1953 г., которая ознаменовала переход советской державы от эфемерной эскалации к стагнации.
Пережившей надрыв державе уже не хватало сил удерживать достигнутое ранее положение как вовне, так и внутри страны. Первый кризис этапа деградации начался в 1967 г., а стал совершенно явным в марте 1968 года. Продолжался он до 1976 года.
Этот период характеризовался провалами как на мировой арене (Вьетнам, нефтяное эмбарго ОПЕК), так и внутри страны («Уотергейт» и первая в истории США «добровольная» отставка президента, миллионные антивоенные митинги, одни из крупнейших беспорядков в американской истории – Уоттс и Детройт). Разразились экономический и валютный кризисы, а стагфляция и крах Бреттон-Вудской системы золотодолларового стандарта привели к девальвации доллара. Обвалился фондовый рынок. Военные расходы сократились с 440 млрд до 360 млрд долларов (в ценах 2011 г.). Численность населения росла, однако общий коэффициент рождаемости (хорошо коррелирующий с кризисами советской державы) снижался почти непрерывно с 1958-го до 1975 года.
Уже никогда впоследствии американская держава не достигнет тех ключевых качественных показателей, что были накануне ее первого кризиса. Доля США в мировом ВВП не вернется к 26% (по номинальным обменным курсам), доля военных расходов – к 10% ВВП, а общий коэффициент рождаемости не превысит 18,4.
Столкнувшись с первым кризисом, американская держава осознала невозможность военной победы над Советским Союзом. Но и советская держава, начавшая свою деградацию на 10 лет раньше, победить противника была неспособна. Эта слабость двух деградирующих держав и стала причиной того, что назовут «разрядкой».
Начавшись в 1976 г., первый квазиподъем американской державы в ноябре 1980 г. перешел с первичной в умеренную стадию, а в конце 1983 г. стал уже выраженным. Темпы роста ВВП поднялись до 4,6% в год, увеличилась доля в мировой экономике, а военные расходы превысили в стоимостном выражении (в ценах 2011 г.) пиковое значение 1968 года.
Все кончилось осенью 1987 года. В «черный понедельник» 19 октября фондовый индекс DJ пережил свое самое большое дневное падение в истории – минус 22,6%. Хотя темпы роста ВВП оставались высокими (в среднем 4% в год), доля Соединенных Штатов в мировой экономике начала падать, военные расходы перестали расти, а Конгресс стал полностью оппозиционным президенту. Американская держава вступила в фазу стагнации.
Следует заметить, что хотя основные усилия в ходе квазиподъема и были сконцентрированы на борьбе с ключевым соперником – СССР, последовавшая затем ликвидация соцлагеря и развал Советского Союза стали результатом в большей мере внутренних причин (второго кризиса советской державы). Деградирующая с 1963 г. американская держава, которая вступила в октябре 1987 г. в фазу стагнации, а в 1990 г. в фазу кризиса, просто не могла одержать эту победу.
Однако крах ключевого соперника придал Соединенным Штатам дополнительную стабильность и привел к тому, что второй державный кризис оказался «смазанным» как по продолжительности, так и по глубине. Начавшись в июне 1990 г., он продолжался меньше двух с половиной лет (первый кризис длился почти девять лет). Но все же второй кризис обладал всеми признаками первого. Например, доля США в мировой экономике (несмотря на жестокий кризис на постсоветском пространстве) всего за три года сократилась с 22,59% (по ППС, 1989 г.) до 20,30% (по ППС, 1992 г.). Во внешнеполитической сфере операция «Буря в пустыне», несмотря на разгром силами широкой коалиции иракской армии, заканчивается фактическим отступлением американских войск с территории Ирака и сохранением у власти Саддама Хусейна.
Внутри США второй кризис запомнился крупнейшими в истории страны беспорядками – Лос-Анджелесским бунтом. С 29 апреля по 2 мая 1992 г. погибли 53 человека, а ущерб составил 1 млрд долларов. Было сожжено свыше 5,5 тыс. зданий, число арестованных превысило 12 тыс. человек.
Иллюзия «глобального американизма»
С избранием в ноябре 1992 г. президентом Билла Клинтона можно говорить об окончании второго кризиса американской державы (на это указывает целый ряд индикаторов 1993 г.).
Казалось бы, для США настало время процветания и безопасности. В 1993–2000 гг. средние темпы роста ВВП составили 3,9% (чуть выше, чем в первый квазиподъем). Доля в мировом ВВП (по ППС) выросла до 21,13%. Впрочем, достичь значения 1986 г. в 22,72% не удалось – на каждом последующем витке деградации державы ее положение необратимо хуже, чем на предыдущем.
В отсутствии сильного конкурента Соединенные Штаты даже позволили себе сократить военные расходы на 90 млрд долларов (в ценах 2011 г.): с 489 млрд (1992 г.) до 379 млрд долларов (1999 г.). Относительно ВВП они сократились еще больше: с 5,1% до 3,0%. На момент завершения президентства рейтинг Клинтона составлял 68%, что является одним из высочайших показателей в истории страны. Так в ХХ и XXI веке уходили со своего поста только Франклин Рузвельт и Рейган.
Как и в ходе начальной стадии предыдущего квазиподъема, внешнеполитических успехов поначалу не было, разве что в 1994 г. вступило в силу Соглашение о свободной торговле между США, Канадой и Мексикой (НАФТА). Однако уже на фазе выраженного квазиподъема в 1999 г. происходит «Четвертое расширение НАТО»: в альянс вступают бывшие соцстраны (Польша, Чехия и Венгрия). В том же году силы НАТО во главе с Соединенными Штатами проводят успешную бомбардировку Югославии, через год после которой падет режим Милошевича.
Военная операция против Югославии примечательна еще и тем, что стала первым актом в цепи войн, которые можно обозначить как кампанию США по ликвидации нелояльных недодержав. Далеко не всем державным государствам удается добиться на пике своего могущества мирового или хотя бы регионального лидерства. Такие государства становятся недодержавами. В конце ХХ века таких недодержав в мире было несколько: Вторая Пиренейская (Испания), Вторая Сербская (остаток Югославии), Тайваньская и Ближневосточная (в лице Турции, Ирака, Сирии, Египта, Ливии и, возможно, Пакистана). Испания, Португалия и Тайвань были полностью лояльны США, высокую степень лояльности демонстрировали Турция, Египет и Пакистан. Оставались Югославия, Ирак, Сирия и Ливия.
В 1998 г. Клинтон впервые обозначил в качестве цели Соединенных Штатов свержение режима Саддама Хусейна. Как известно, еще в начале 1991 г. такой цели не было, и президент Буш-старший не стал доводить до конца операцию «Буря в пустыне». Что же изменилось за семь лет? Не стало Советского Союза, главного геополитического противника США, и система внешнеполитических приоритетов кардинально изменилась. Сложно сказать, каковы причины, но, судя по последовавшим событиям, американская держава в ходе второго квазиподъема решила ликвидировать нелояльные недодержавы. Три из четырех военных кампаний Соединенных Штатов за последние 17 лет были направлены именно против них.
Возможно, предполагая приближение нового витка глобального противостояния, американская держава решила избавиться от «надоедливых мух» – пусть и очень слабых, но потенциально способных создать проблемы в ключевых регионах. Избавиться таким же образом от держав (России и КНР) было невозможно, и оставалось лишь ждать продолжения их деградации. Тем более что в 1990-е гг. ни Россия, ни Китай не были заметны на мировой арене и не бросали вызов американской внешней политике.
«Смазанность» второго кризиса имела неприятные для США последствия: укороченным оказался и последовавший за ним период квазиподъема. «Глобальный американизм» сменился банальным третьим кризисом.
Третий державный кризис
10 марта 2000 г. лопается «пузырь доткомов» и индекс S&P 500 уходит в долгое пике (своих значений 2000 г. он достигнет лишь в январе 2015 г. – на новом квазиподъеме). Как и в 1987 г., падение фондового рынка символизирует вступление американской державы в фазу стагнации.
Сущность фазы державной стагнации можно описать как продолжающиеся по инерции военные и внешнеполитические успехи при негативной динамике внутренних процессов, которая выражается в ухудшении социально-экономических показателей. С сентября 2000 г. по апрель 2004 г. проявились все ключевые признаки прежних стагнаций: экономический рост продолжается (но с меньшими темпами), доля в мировой экономике начинает снижаться, а фондовый рынок падает; США пока сопутствует успех в военных операциях, и военные расходы еще не снижаются.
Третий кризис американской державы начался примерно в конце весны 2004 года. В апреле в Ираке одновременно вспыхивают восстания шиитов и суннитов, результатом чего стала передача полномочий по управлению страной Переходному правительству Ирака. Военные потери Соединенных Штатов начинают расти, а рейтинг президента Буша впервые уходит в красную зону: число одобряющих его действия оказалось ниже, чем число не одобряющих. В декабре 2007 г. кризис становится выраженным – в США начинается крупнейшая после Второй мировой войны рецессия. Значения индекса S&P 500 в сентябре 2008 г. опускались до уровня 1995 года. Закончился третий кризис американской державы только в 2009 г., а его итоги оказались довольно плачевными.
Доля в мировой экономике (по ППС) сократилась с 20,18% в 2003 г. до 17,43% в 2009 г. (при средних падениях в 2 п.п. прежде). Минимальными оказались и среднегодовые темпы роста ВВП – всего 1,4% (в первый кризис они составили 2,7%, а во второй – 1,8%). Побило рекорды падение фондового рынка: индекс S&P 500 упал на 42%.
Военные расходы, в отличие от предыдущих кризисов, выросли и достигли в 2010 г. 720 млрд долларов (в ценах 2011 г.) – максимум со времен Второй мировой войны. Однако их доля в ВВП так и не достигла минимального значения прошлого кризиса, составив в 2009–2010 гг. 4,7% ВВП при 5% ВВП в 1991 году. Впрочем, уже к 2014 г. военные расходы сократились до 577 млрд (в ценах 2011 г.).
Третий квазиподъем
В таких условиях началось президентство Барака Обамы. Однако на фоне державной слабости Обаме удалось продолжить (пусть и во многом чужими руками) начатую Клинтоном кампанию по уничтожению нелояльных недодержав. В 2011 г. Соединенные Штаты приняли участие в бомбардировках Ливии и свержении Муаммара Каддафи. В конце августа 2013 г. Обама обратился к Конгрессу за поддержкой схожей операции в Сирии, но внешние обстоятельства и неготовность законодателей не дали ей состояться. И хотя возможности сирийских властей уже давно не те, что были до начала гражданской войны, от планов по свержению Асада в Вашингтоне до сих пор не отказались.
Весной 2014 г. третий квазиподъем перешел в умеренную стадию. Остались позади публикации WikiLeaks, разоблачения Сноудена, захват посольства в Бенгази, даже 16-дневная приостановка работы правительства в октябре 2013 года. Падение доли США в мировом ВВП почти прекратилось, как и падение показателя рождаемости. В марте 2014 г. были введены, а летом и в сентябре значительно расширены экономические санкции против России. В совокупности с негласным запретом на кредитование российского бизнеса и правительства они символизировали переход к новой внешней политике США и к новой кампании. Ее можно назвать кампанией по изоляции и медленному удушению нелояльных держав.
Параллельно происходила нормализация отношений со странами, не представляющими опасности для американской державы. В июле 2015 г. была заключена ядерная сделка с Ираном и восстановлены дипломатические отношения с Кубой. Помимо прочего, эти действия решали задачу отдаления этих стран от России и недопущения в какой-либо форме их союза.
Почти одновременно с кампанией против России на финишную прямую вышли переговоры о создании Транстихоокеанского партнерства (TPP; соглашение подписано 4 февраля 2016 г.) и Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства (TTIP) – торгово-экономических союзов, очевидно направленных против КНР. Более решительными стали действия Соединенных Штатов и в отношении претензий Китая на ряд островов и часть акватории Южно-Китайского и Восточно-Китайского морей. Таким образом, китайская держава, по всей видимости, является второй мишенью в начатой кампании.
Что дальше?
Начальная стадия третьего квазиподъема оказалась близка по продолжительности аналогичной стадии первого квазиподъема. Поэтому, скорее всего, умеренная стадия нынешнего квазиподъема продлится не более трех лет и завершится с выборами нового, 45-го президента США.
Дежавю будет полным, если в ноябре 2016 г. победит кандидат по фамилии Клинтон. Но на самом деле от фамилии следующего президента мало что зависит. Историческая динамика позволяет уже сейчас спрогнозировать основные вехи этого президентства.
Во-первых, скорее всего, оно продлится два срока и захватит как стадию выраженного квазиподъема, так и фазу стагнации державы. Первый президентский срок будет характеризоваться высокими темпами роста ВВП (два предыдущих раза они достигали 4,5% в год), ростом фондового рынка и доли Соединенных Штатов в мировой экономике, низкой инфляцией и стабилизацией показателя рождаемости. Рост военных расходов и внешнеполитической активности может привести к очередной военной операции за рубежом ближе к концу первого срока.
К сведению инвесторов, исторически максимальный рост индекса S&P 500 происходил именно на стадии выраженного квазиподъема. Темпы роста индекса в этот период составляли в среднем 18–25% в год, а суммарно – от 73% (октябрь 1983 г. – октябрь 1987 г.) до 85% (апрель 1997 г. – август 2000 г.). Начаться эта стадия должна в самом конце 2016 г., и продлится она три-четыре года. Переживаемая же с марта 2014 г. стадия умеренного квазиподъема исторически характеризовалась слабо положительной динамикой индекса S&P 500, когда периоды роста сменялись коррекцией. Что мы наблюдаем и в этот раз.
Второй президентский срок будет, по всей видимости, сопровождаться кризисом фондового рынка. Продолжающиеся внешнеполитические и военные успехи будут соседствовать с ухудшением внутренних показателей: темпы роста ВВП начнут замедляться, как и доля США в мировой экономике. Вероятен рост инфляции и военных расходов.
Наконец, примерно в середине 2020-х гг. американская держава вступит в свой четвертый кризис. В это время советская держава, скорее всего, будет переживать переход от начальной к умеренной стадии квазиподъема (аналогичный переход происходил ранее в 1968 и 1999 гг.). Напомню один из выводов прошлой статьи – нынешняя Россия, по сути, есть выражение все той же советской державы.
Ближайшие перспективы российско-американских отношений
Сколько продлятся антироссийские санкции? Пока не наступит одно из двух условий: или Вашингтон сочтет кампанию по удушению России выполненной, или американская держава окажется на дне своего очередного кризиса. Второй вариант более вероятен, так что шансов на отмену санкций до 2030 г. мало.
Говоря о советской державе и ее судьбе в XXI веке, нельзя не вспомнить о двух европейских державных аутсайдерах ХХ века, Испании и Югославии. Их судьбы на самом деле похожи. В обоих случаях отсутствие внешнеполитических успехов на стадии эскалации молодой державы (при Франко и Тито) компенсировались усилением давления государства на общество. Однако после надрыва две недодержавы пошли разными путями. Испания согласилась на интеграцию в западное сообщество на его условиях и сначала в 1982 г. вступила в НАТО, а затем в 1985 г. – и в Европейское сообщество.
Другой выбор сделала Сербская держава – попыталась сохранить самостоятельность и «особость» пути. И хотя Рейган в 1984 г. подписал директиву «Политика США в отношении Югославии», в которой указывалось, что в интересах Запада – существование единой, экономически развитой и сильной в военном отношении Югославии, все изменилось с началом краха советского блока.
Советская держава, оказавшись после 1991 г. в числе аутсайдеров, могла пойти как по испанскому, так и по югославскому пути. Однако по испанскому пути (демократизация и вступление в западное сообщество на его условиях) она не пошла, выдвинув собственные условия интеграции. Запад на них не согласился. Так в результате попытки сохранить самостоятельность паровоз под именем «Россия» встал на югославские рельсы. Остается надеяться, что ситуация обратима, и впереди будет хотя бы еще одна развилка. Ибо югославский «особый» путь заканчивается тем же, чем испанский – только после войн, потерянных десятилетий и на худших условиях.
Итак, практически выполненная кампания США по ликвидации нелояльных недодержав сменилась новой кампанией – по изоляции и медленному удушению нелояльных держав. Замечу, что на данный момент в мире можно выделить восемь глобальных держав: США, Россия, КНР, Индия, Япония, Великобритания, Франция и Германия. Япония, Великобритания и Германия демонстрируют лояльность США уже более 70 лет. С лояльностью Индии и Франции не все просто, но, безусловно, основные противники американского гегемонизма – это две державы бывшего соцлагеря (советская и китайская). Индия, скорее всего, попытается занять в новой глобальной схватке условно стороннюю позицию – как это уже было во второй половине ХХ века. Или будет вынуждена присоединиться к западному блоку.
Одним из ключевых элементов новой кампании стали экономические санкции и новые экономические союзы. Однако перечень инструментов может быть расширен. Например, по периметру границ России и КНР могут быть созданы новые зоны напряженностей и конфликтов. Другое направление – отстранение от власти дружественных Москве и Пекину режимов в других странах. Нельзя исключить даже приграничные военные конфликты с участием США и КНР. Однако полноценная война между ними – почти невероятный сценарий. Как и война Соединенных Штатов с Россией. В идеале, с точки зрения американской державы, следовало бы максимально ориентировать ЕС на противостояние с Россией, а Японию и Индию – с Китаем. В результате удалось бы ослабить и нелояльные державы, и своих союзников. В любом случае, будущее европейских держав и Японии небезоблачно: деградирующие под чутким присмотром опекуна (США), после удушения или кардинального ослабления советской и китайской держав именно они (вместе с Индией) окажутся следующими.
Однако проблема американской державы в том, что она прошла уже полувековой путь деградации и вряд ли способна на мировую гегемонию и даже на уничтожение советской и китайской держав. Скорее всего, мир в XXI веке станет свидетелем дальнейшего дряхления восьми глобальных держав, а по мере упадка американской державы – свидетелем усугубления фрагментации мирового экономического и политического пространств. И в какой-то момент доживающим свой век реликтам прошлого (державам) и всему Вестфальскому миру национальных государств бросит вызов другая сила – корпорации. Новое Средневековье, о котором так долго говорят футурологи, станет политической реальностью.
Гудбай, прежняя Америка? Прогноз до 2024 года
Дмитрий Суслов - программный директор Фонда развития и поддержки Международного дискуссионного клуба «Валдай», заместитель директора Центра комплексных европейских и международных исследований Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», Россия
Резюме:Внешняя политика США вступает в эпоху самых значительных перемен со времен администрации Гарри Трумэна.
Внешняя политика США вступает в эпоху самых значительных перемен со времен администрации Гарри Трумэна. Трамп, если он будет избран, сделает серьёзный шаг по отходу от доминировавшей в США последние 70 лет внешнеполитической парадигмы. Подход к Китаю станет более враждебным, к Европе – более жёстким и прагматичным, к России – более прагматически-нейтральным, к Ближнему Востоку – более индифферентным. В случае победы Клинтон её внешнеполитический курс будет критиковаться обществом в лице новых популистских лидеров, а уже на выборах 2020 года она столкнётся с новыми трампами. В 2024 году кандидат от «антиэлиты» вполне может победить.
Президентские выборы в США вступили в заключительную фазу. Время подвести промежуточные итоги. Прежде всего нынешняя кампания демонстрирует глубочайший раскол не только между демократами и республиканцами, как было на всех последних выборах, начиная с 1996-го года (Билл Клинтон – Роберт Доул), и особенно в 2000-м (Джордж Буш – Альберт Гор) и 2008-м годах (Барак Обама – Джон Маккейн), но также между американской внешнеполитической элитой в целом и обществом.
Данный раскол по своей природе и глубине напоминает споры изоляционистов и интернационалистов времён Вудро Вильсона и Франклина Рузвельта и обозначает пределы внешнеполитического консенсуса в США. Консенсуса, сложившегося в 1940-е годы при Гарри Трумэне и существенно укрепившегося после того, как Вашингтон объявил о своей победе в холодной войне и приступил к активным попыткам трансформировать весь мир под себя и под свои представления и ценности, показавшиеся тогда универсальными.
Этот консенсус, разделяемый как демократическими либералами-интернационалистами, так и республиканскими неоконсерваторами, базируется на четырёх столпах: 1) приверженности США «глобальному лидерству», 2) приверженности укреплению и распространению «либерального международного порядка», 3) признании неразрывной связи между влиянием, безопасностью и процветанием США, с одной стороны, и их лидерством в «либеральном международном порядке», с другой стороны, 4) приверженности распространению демократии. Это, в свою очередь, предполагает сохранение (и даже приумножение) глобального присутствия США и их вмешательство в урегулирование большинства важных международных и даже внутригосударственных проблем и кризисов.
Проблема, однако, в том, что реализация этого консенсуса основывалась на нескольких аксиомах о развитии мира и места в нём США, вера в которые, собственно, и обеспечивала ему общественную поддержку на протяжении 70 лет. В частности, о том, что мир развивается линейно и в целом в выгодном для США и соответствующим их идеологии направлению (тезис о «конце истории»); что американская идеология универсальна; что мир нуждается в американском руководстве и приветствует его; что глобализация благоприятна для Америки и, втягиваясь в неё, страны и регионы мира снижают конфликтность и начинают играть по выгодным США и установленным ими правилам; что распространение демократии и рыночной экономики автоматически увеличивает пространство мира, безопасности и процветания; и что завтра американцы – как, впрочем, и население Запада в целом – будут жить лучше, чем вчера. Огромный запас легитимности нынешний американский внешнеполитический консенсус получил в связи с окончанием холодной войны, которая, как тогда казалось, подтверждала многие из этих предположений.
Сегодня же с каждым днём становится всё более очевидным, что указанные аксиомы оказались иллюзиями. Причём в отличие от элиты, которая продолжает в них верить и отчаянно пытается доказать их актуальность, американское население испытывает это на своей шкуре. Спустя 15–20 лет после величайшего триумфа Запада и США, мир перестал развиваться в выгодном для них направлении. Оказалось, что глобализация имеет «тёмную сторону» (мировые финансово-экономические кризисы, всеобщая уязвимость всех перед всеми, транснациональные угрозы безопасности) и вообще стала работать на незападные страны гораздо больше, чем на Запад. На этом фоне необычно жёсткое заявление Барака Обамы о том, что США, а не Китай, будут писать правила мировой торговли XXI века, и обещания Дональда Трампа вернуть промышленное производство обратно в США – симптомы одной и той же болезни. Глобализация по-старому США уже не устраивает. Она чревата вымыванием среднего класса, падением уровня жизни и чудовищным для прогрессистской Америки осознанием того, что отныне дети будут жить хуже, чем их родители.
То же – и в области безопасности. Оказалось, что с окончанием холодной войны никакой «кантианский мир» не наступил. Напротив, мир становится всё более конфликтным, неуправляемым и недружественным по отношению к США и Западу в целом. Усиление транснациональных угроз происходит на фоне возрождения великодержавного соперничества – при полном бессилии США как самозваного лидера с этим что-либо сделать. Попытки же Вашингтона вмешаться и играть роль «глобального полицейского», как правило, лишь усугубляют ситуацию. Свидетельство тому – состояние Ирака, Афганистана, Ливии и Большого Ближнего Востока в целом, а также Украины.
То же – в области миграции, ставшей одним из главных вызовов общественному развитию и идентичности как США, так и стран Западной Европы. Американское общество оказалось не готовым к непрекращающемуся наплыву латиноамериканской иммиграции. Успешно сработавший в отношении белого населения Америки «плавильный котёл» стал не просто давать сбои, но фактически развалился. Белое население, которое, видимо, станет численным меньшинством населения страны к середине века, оказалось в осаде. На этом фоне усиление террористической угрозы со стороны исламских радикалов ожидаемо спровоцировало ещё больший скачок нетерпимости.
Одним словом, столкнувшись с неконтролируемыми силами глобализации и всё менее благоприятным внешним миром, американское общество – или по крайней мере весомая его часть – стало выступать против предлагаемого вот уже несколько десятилетий политической элитой страны внешнеполитического консенсуса. Общество требует привычного и благоприятного «вчера» и инстинктивно стремится отгородиться от всё более враждебного внешнего мира – как «ближнего» (Мексика), так и «дальнего» (Европа, Ближний Восток и так далее).
Главным выразителем этого протеста стал Дональд Трамп. Именно в том, что его популистские высказывания резонируют с общественными настроениями и общим неприятием прежнего внешнеполитического консенсуса (а вместе с ним – и той элиты, которая за ним стоит) – и заключена причина популярности данного кандидата.
Показательно: все республиканские кандидаты и почти все демократические (за исключением одного), представлявшие на этих выборах традиционную политическую элиту и традиционный внешнеполитический консенсус, с треском проиграли. Напротив, главными «звёздами» стали критики системы: популист Дональд Трамп, социалист Берни Сандерс и представитель «партии чаепития» Тед Круз. На этом фоне Хиллари Клинтон является своего рода «последним из могикан». Она единственный представитель истеблишмента и гарант статус-кво, вышедший в финал.
В результате глубинного раскола между традиционной элитой и рассерженным обществом впервые с первой половины XX века кандидаты в президенты идут на выборы не просто с разными, а с парадигмально разными взглядами на внешнюю политику.
Демократический кандидат сформировала свои внешнеполитические пристрастия в 1990-е годы и являет собой концентрированное выражение традиционного американского внешнеполитического консенсуса. Она – апологет глобального лидерства США и управляемого ими «либерального международного порядка» и истинный кандидат тех в американской элите, кто разочаровался как в Джордже Буше-младшем, так и в Обаме, считая политику одного излишне жёсткой и односторонней, а второго – излишне мягкой и уступчивой. Не зря большинство представителей внешнеполитической элиты стали объединяться вокруг неё уже на первых стадиях выборной кампании. Сначала – те демократы, кто считал, что президент Обама недостаточно утверждает лидерство США в мире, слишком слабо продвигает американские интересы и ещё слабее – ценности. Затем, когда стало ясным, что от республиканцев побеждает Трамп, к ней побежали неоконсерваторы.
Действительно, по внешнеполитическим взглядам Клинтон представляет собой нечто среднее между Бараком Обамой и Джорджем Бушем-младшим. Как и Обама, она верит, что США следует укреплять «либеральный международный порядок» и не отделяет международное положение США от существования этого порядка и лидерства в нём. Но, как и Буш, она считает, что для защиты этого порядка, своих ценностей и интересов Америке следует более решительно применять военную силу, в том числе в нарушение международного права. И риторика в ходе нынешней кампании, и заявления её ближайших соратников, и послужной список на посту госсекретаря, и предыдущие внешнеполитические шаги свидетельствуют о том, что Хиллари Клинтон является «ястребом» и «либералом-интервенционистом», и в случае избрания президентом будет проводить более жёсткую и идеологизированную политику, чем администрация Барака Обамы. Внешнеполитическая часть принятой на Конвенте в Филадельфии предвыборной платформы Демократической партии наглядно это подтверждает. Там сполна и про лидерство, и про «либеральный порядок», и про продвижение демократии, и про «сдерживание российской агрессии».
Разумеется, Клинтон не лишена прагматизма. Вся её политическая карьера и особенно нынешняя кампания доказывают, что она легко совершает беспринципные поступки и ради политической выгоды идёт на действия, противоречащие провозглашаемым ей же самой (и общепринятым в США) ценностям и нормам. Однако это – черта Клинтон как политика внутри страны. Во внешней же политике она имеет прочные представления о правильном и неправильном, о том, куда должен развиваться мир и какую роль в нём должны играть Соединённые Штаты. Учитывая практически тотальную поддержку её подхода к внешней политике со стороны внешнеполитического истеблишмента от обеих партий, нет оснований считать, что в случае избрания президентом она вдруг от них откажется или существенно скорректирует. В этом контексте её склонность пренебрегать принципами и нормами, когда это политически целесообразно, может обернуться не столько внешнеполитическим прагматизмом, сколько готовностью нарушать международное право, если это будет казаться тактически выгодным США. Не случайно именно Хиллари Клинтон на посту госсекретаря пыталась убедить Барака Обаму применить военную силу в Сирии, совершив тем самым агрессию.
Трамп, хотя и не имеет детальных внешнеполитических взглядов и руководствуется, скорее, бизнес-инстинктами и возведённым в абсолют прагматизмом, демонстрирует фундаментальный разрыв с устоявшейся американской внешнеполитической парадигмой. Он чутко чувствует неудовлетворенность избирателя, который, с одной стороны, хотел бы отгородиться от всё менее благоприятного внешнего мира, сконцентрировать ресурсы на внутренних делах и, если называть вещи своими именами, отменить глобализацию, но, с другой стороны, не доволен «слабой» политикой администрации Обамы. Судя по собственным выступлениям и комментариям своих советников, Трамп интуитивно склоняется к сочетанию классического политического реализма с его фокусированием на национальных интересах, пренебрежении вопросами ценностей и международного порядка (как совокупности правил и норм поведения) и неореализма с его чутким отношением к динамике расстановки сил в мире.
Одной из главных отправных точек внешнеполитических воззрений Трампа является отрицание связи между величием США, с одной стороны, и их лидирующей ролью в либеральном международном порядке (американская система союзов, система торгово-экономических блоков и международных экономических институтов) и стремлением трансформировать международную систему в соответствии с американскими интересами и ценностями, с другой стороны. Не случайно один из авторитетнейших американских дипломатов – бывший посол в ООН, Ираке и Афганистане Залмай Халилзад – характеризует внешнеполитическую платформу Трампа как своего рода возврат к временам Франклина Делано Рузвельта.
Если очистить то, о чём говорит Трамп, от шелухи эпатажа и скандальности, то можно увидеть, что его повестка во многом соответствует концепции «заокеанского балансирования» (offshore balancing), которую уже несколько лет продвигают ведущие американские реалисты. В соответствии с ней США следует сократить непосредственное присутствие в разных регионах мира (за исключением того, где это связано с защитой жизненно важных интересов) и переложить больший груз ответственности за безопасность в соответствующих регионах на союзников, крайне избирательно подходить к непосредственному вовлечению в кризисные ситуации, воздерживаться от применения военной силы в качестве первоочередного внешнеполитического инструмента и тем более от оккупаций и операций по государственному строительству, а также снизить активность по распространению демократии. Данная концепция (и школа реализма в целом) также рекомендует США сосредоточиться на отношениях с другими великими державами и выстраивать в отношении них такую политику, которая позволит им закрепить своё первенство на максимально длительный срок.
Даже по конкретным внешнеполитическим вопросам скандальные заявления Трампа, если их, опять-таки, отделить от популистской обёртки, полностью совпадают с рекомендациями ведущих американских реалистов. Так, смысл его высказываний о том, что европейские страны должны защищать себя сами, а НАТО себя изжила, по сути ничем не отличается от призывов Джона Миршаймера и Стивена Уолта полностью вывести войска США из Европы (даже сейчас, несмотря на украинский кризис и обострение противостояния с Москвой) и тем более от заявления бывшего министра обороны США Роберта Гейтса о том, что Вашингтон может пересмотреть своё отношение к альянсу и его нужности для Америки, сделанного им ещё в 2011 году.
Заявления Трампа о России и Китае и то место, которое он отводит отношениям с другими великими державами в своей внешнеполитической повестке дня (если её можно таковой назвать), также в целом соответствуют реалистической парадигме. В отношении КНР как главного экономического и политического соперника США постулируется жёсткая политика сдерживания. Трамп уже дал понять, что не станет пытаться выстроить с Пекином партнёрские отношения, и дело тут не только в том, что в Китай перетекают американские рабочие места. В отношении же России, которая, безусловно, воспринимается как великая держава, но не та, что может бросить США главный вызов и посягнуть на их глобальное первенство, предлагается более конструктивный внешнеполитический курс. По всей видимости, реалистически мыслящие советники республиканского кандидата рассчитывают использовать предлагаемое партнёрство с РФ ради более эффективного сдерживания Китая. Если это так, то данный фактор может стать одним из главных раздражителей отношений двух стран в случае избрания Трампа президентом.
Сказанное не означает, что Трамп в случае избрания действительно начнёт проводить внешнеполитический курс а ля Генри Киссинджер или Джордж Буш-старший. Ввиду сопротивления Конгресса, элиты, госаппарата и СМИ – это попросту невозможно. Для значительной части сотрудников госдепартамента и Пентагона даже нынешняя внешняя политика США представляется недостаточно жёсткой, а местами и вовсе пораженческой (вспомним письмо 50 сотрудников госдепа Бараку Обаме с призывом начать бомбардировки Сирии по югославскому сценарию). В отношении же Трампа и вовсе могут иметь место акции саботажа или массового увольнения. Очевидно, что, если он будет избран президентом, его реальный курс будет существенно отличаться от нынешних деклараций. Уже выбор Майкла Пенса – представителя традиционного республиканского истеблишмента с жёсткими внешнеполитическими взглядами, в том числе в отношении России – в качестве напарника свидетельствует о неизбежности коррекции.
И всё же существенные изменения во внешней политике США произойдут обязательно. Пока сложно предсказать, как именно, но Трамп, если он будет избран, сделает серьёзный шаг по отходу от доминировавшей в США последние 70 лет внешнеполитической парадигмы. Подход к Китаю станет более враждебным, к Европе – более жёстким и прагматичным, к России – более прагматически-нейтральным, к Ближнему Востоку – более индифферентным. Скорее всего, будет предпринята попытка снова перезапустить российско-американские отношения, на сей раз на новой – реалистской – основе неформального «обмена интересами». Усилится односторонность американской внешней политики, окончательно уйдёт в прошлое традиционный, доставшийся в наследство от холодной войны, двусторонний российско-американский контроль над ядерными вооружениями. Это и не хорошо и не плохо и, с точки зрения интересов России, здесь будут как положительные, так и отрицательные моменты. Но это будет в любом случае не традиционная политика поддержания «глобального лидерства» США и укрепления руководимого ими «либерального международного порядка».
В случае же если победит Клинтон, то какое-то время по вопросам внешней политики она будет пользоваться поддержкой элиты и истеблишмента от обеих партий. Пользуясь этим, новая администрация с упоением кинется делать то, что не сделала администрация Обамы или же сделала слабо. Однако этот период продлится недолго. Глубинный раскол между элитой и обществом и отказ значительной части общества принимать традиционный внешнеполитический консенсус никуда не уйдёт. Более того, он станет только глубже. Следовательно, внешнеполитический курс Хиллари Клинтон будет критиковаться обществом в лице новых популистских лидеров, а уже на выборах 2020 года она столкнётся с новыми трампами. Протест общества против нынешнего статус-кво выстрелит с новой силой. В 2024 году кандидат от «антиэлиты» вполне может победить.
Таким образом, внешняя политика США в любом случае вступает в эпоху перемен – самых значительных со времен администрации Гарри Трумэна. Их причина в несоответствии выработанного тогда и усиленного в 1990-е годы американского внешнеполитического консенсуса нынешним (и, скорее всего, будущим) тенденциям развития мира. Поддерживать «глобальное лидерство» в условиях многополярного мира невозможно, а «руководимый США либеральный международный порядок» в его традиционном американском понимании не состоялся. Вопрос – в сроках. Если победит Трамп, то отход от нынешнего консенсуса начнётся уже в 2017 году. Если победит Клинтон – то чуть позже. Но этот отход неизбежен.
Источник: globalaffairs.ru.
Комментариев нет:
Отправить комментарий